О духах истории

На XV партийной конференции ВКП (б) в 1926 году решался важнейший вопрос: делать ли ставку на мировую революцию — или строить социализм в одной стране. Это ‑ и исторический факт, и кратчайший пересказ спектакля «Стенограмма», поставленного театром «На досках».

Художественная работа с историческими фактами — дело непростое. Что собирается делать автор, если в его планы не входит переписывать историю? Ведь всем известны и ход событий, и финал истории. Один из возможных ответов — постановщик (пересказчик) найдет способ расставить свои акценты. Или — что почти то же самое — изобретет (рассмотрит) тайные движущие силы этой истории.

Именно так и построена «Стенограмма». Название соответствует действительности — тексты выступлений товарищей Сталина, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина идентичны историческим. Но на сцену выводят и других персонажей, произносящих другие тексты.

Постановщики предположили, что в исторический момент участие в конференции принимали не только лидеры партии, но и духи, а равно и сама судьба. Они-то на самом деле и решают, кому победить и куда пойти истории. Или, лучше сказать, не решают, а формулируют.

Акцент авторы спектакля делают, разумеется, на речах. Не только на содержании слов, но также на способе их произнесения, а также и на других, не столь очевидных деталях. Кому вместо кого — или после кого — выступать. Кому в каком контексте говорить. Спектакль становится словоцентричным.

В такой ситуации уместен внешний формализм. Сцена — черно-белая, причем белый присутствует только в виде листов бумаги на столах. Никакой мебели, кроме президиума и трибуны. Минимализм и чернобелость, вероятно, соответствуют и духу времени. И точно — духу постановки.

Если оставить за скобками духов судьбы и истории, то персонажи делятся на две неравные группы. Все, кроме двух, в той или иной степени выглядят массой. Это подчеркнуто и через движения: даже товарищи Зиновьев и Каменев в составе общей группы, когда надо, встают, когда надо — негодующе стучат. Коллектив — или единство толпы — выглядит внушительнее личностей. Почти всех.

В соответствие с исторической логикой «отдельно стоящим» оказывается товарищ Троцкий. Он буквально оказывается в стороне, что тем же простым и черно-белым методом показано через положение тела. Столь же ‑ и более — особым оказывается и товарищ Сталин. Но его особость заключается совсем в другом.

Товарищ Сталин сидит за столом вместе со всеми, но отдельно от всех. Духи стоят неизмеримо выше второстепенных персонажей, где-то на равных с товарищем Троцким (отсюда возможность их прямого контакта) и, кажется, ниже товарища Сталина. Он выигрывает как молчаливый среди орущих, как говорящий вовремя и — главное — как наиболее тонко чувствующий дух истории.

Предложенная авторами трактовка 15-й партийной конференции сводится к двум важным пунктам. Во-первых, революция — лишь важнейшая часть общей борьбы (которая началась раньше и продолжится позже) с тлетворной буржуазностью. Войны вполне религиозной — отсюда и столь высокая концентрация в спектакле религиозного языка (безо всякого Бога).

Во-вторых, предполагается, что за человеческими решениями и действиями есть какая-то большая правда и какие-то большие силы. Победитель побеждает не столько за счет личной убедительности, сколько за счет соответствия духу момента и духу верного. Чтобы победить, нужно поставить паруса, ориентируясь на верный ветер.

Любому автору нетрудно попытаться подвести зрителя если не к симпатии к победителю, то хотя бы к согласию с закономерностью его победы. Симпатичен будет хладнокровный среди психов. Симпатичен будет тонко чувствующий среди ведомых. Даже неяркость речи может стать сильной стороной, особенно если этой речи вовремя хлопают.

Тем более это нетрудно в ситуации, когда исторические итоги и симпатии автора самым явным образом совпадают. Товарищ Троцкий вместе с идеей мировой революции в конце концов вытесняются духами и «Скифами» на третий план. На первом остается победа того, кто, по версии автора, соответствовал и духу священной войны с буржуазностью, и духу истории в самой большой степени.